Сюжет
Сорокалетний писатель Адам (Эндрю Скотт) живёт уединённой жизнью в пустынной новостройке на окраине Лондона. Днём он пишет сценарии, по вечерам смотрит телевизионные шоу и покидает стены дома лишь в случае пожарной тревоги. Разделить его одиночество может только молодой парень Гарри (Пол Мескал) – кажется, единственный сосед в этой призрачной многоэтажке. Но впустить его на порог (а значит, и в свою жизнь) Адам не спешит: кто знает, с какими травмами ему придётся столкнуться – их у него и так предостаточно.
Разобраться (или подружиться) с призраками прошлого Адам решает, как настоящий писатель: помещает действие своего сценария в 1980-е, откуда родом его травма. За воспоминаниями он отправляется в дом своего детства в пригороде Лондона. Здесь всё как и прежде: припаркованный ретро-автомобиль отца, плакат Queen в его старой комнате и виниловый проигрыватель в гостиной. Более того, за 30 лет ничуть не изменились и родители (Джейми Белл и Клэр Фой), и выглядят они даже моложе Адама. Просмотр семейного альбома, душевные разговоры и тёплые объятия – всё это, кажется, способно исцелить. Но есть нюанс: родители погибли в автокатастрофе, когда Адаму было 12 лет.
По мере того, как Адам навёрстывает общение с застрявшими в лимбе 1987-го родителями, он сближается и с соседом Гарри (неприлично похожим на его отца). Однако, разрываясь между прошлым и потенциальным будущим, Адам всё больше теряет связь с реальностью, пока не осознаёт: как бы ни было больно, важно уметь отпускать.
Путь на Восток
Первые кадры со Скоттом и Мескалом распространились в сети ещё летом 2023 года до премьеры фильма на фестивале в Теллурайде. Наиболее известные как «горячий священник» из сериала «Дрянь» и лицо «мужской депрессии» из недавнего инди-хита «Солнце моё», эти двое гарантировали на экране беспроигрышный дуэт. Деталей фильма никто толком не знал, а потому ждали ни то ромком, ни то гей-драму. Второй вариант был чуточку ближе, но и он оказался не исчерпывающим. Неоднократно посвящавший зрителей в тонкости жизни ЛГБТК-сообщества, Эндрю Хэй переместил сексуальность героев в разряд предлагаемых обстоятельств.
В 1987 году такой сюжет имел вполне себе традиционалистский характер: мужчина встречает призраков своих покойных родителей и строит отношения с таинственной соседкой (которая тоже оказывается призраком отвергнутой им поначалу девушки). Именно так выглядел японский роман «Лето с чужими» Таити Ямады, взятый за основу сценария. История о привидениях, пришедших в человеческий мир и действующих наравне с живыми, восходит к традиционному для японской культуры жанру кайдан. Вышедшая годом позднее экранизация Нобухико Обаяси «Лето с призраками» придерживается правил этой игры: духи во плоти и крови пытаются утащить героя с собой в загробный мир.
Фильм Хэя – гораздо более приземлённый, человечный и в некотором роде терапевтический. Никаких летающих привидений в белых сорочках здесь нет – демоны, какими бы они ни были, живут внутри нас, и это, пожалуй, куда страшнее.
Я хотел отойти от традиционной истории о привидениях в романе и найти что-то более психологическое, почти метафизическое», – говорит режиссёр.
Встреча с мёртвыми родителями хоть и не вызывает у героя вопросов, принимать происходящее за чистую монету у зрителя не получится: законы магического реализма здесь не работают. Вскоре станет очевидно, что повествование ведётся от лица ненадёжного рассказчика, чьё сознание расщепляется под тяжестью бремени.
Впрочем, с восточной культурой британскую картину роднит другое. Пока западное кино ищет в любви лекарство от одиночества, меланхоличный Восток возводит одиночество почти в абсолют. Для Вонга Карвая («Чунгкингский экспресс», «Любовное настроение»), Киёси Куросавы («Пульс»), Хон Сан-су («Ночью у моря одна»), Ким Ки Дука («Весна, лето, осень, зима… и снова весна»), Цай Минляна («Дни»), Пак Чан Ука («Решение уйти») одиночество настолько всепоглощающе и бесконечно, что режиссёры упиваются его красотой. Медитативный «Мы всем чужие» оставляет зрителю место для проживания потери. Прощание неизбежно, но и оно по-своему прекрасно. Можно сделать это, например, под музыку группы Frankie Goes To Hollywood.
Вечное возвращение или поиск идентичности
Адам пытается примирить детские воспоминания о родителях со своим теперь уже зрелым взглядом на то, кем они были и какими могли бы стать. В пузыре 1980-х, где по ящику то и дело говорят про СПИД, совершить долгожданный каминг-аут и объяснить родителям, что через 30 лет всё будет иначе, нелегко. Но неловкое отстранение матери и унизительные разговоры с отцом можно пережить, если в конце концов ты получишь принятие, о котором мечтал всю жизнь.
Кризис идентичности, вероятно, неизбежен, когда ты не успел узнать своих родных, а они – тебя. Ностальгическое переживание как тоска по безвозвратно утерянному становится важной темой для современного инди-кино, всё больше замедляющегося и оглядывающегося назад. Вечное возвращение и поиск корней мы видим в фильмах последних лет: «Солнце моё» (2022) Шарлотты Уэллс, «После Янга» (2021) Когонады, «Возвращение в Сеул» (2022) Дэви Шу. Как и «Мы всем чужие», они исследуют феномен памяти, связывающей нас с прошлым, в котором мы привыкли искать ответы на все вопросы. Дедраматизируя повествование, эти фильмы смещают фокус внимания с событий – на чувства и ощущения. В эпоху наивысшей осознанности, когда просмотр фильма оборачивается личным сеансом психотерапии, мы можем испытать катарсическое освобождение или, как показал нам Кодзи Фукада в «Личной жизни» (2022), проживать свое горе так, как мы хотим.
