Любовь как стихия природы: как Малика Мухамеджан разрушает каноны мелодрам

Молодая женщина по имени Карлыгаш, в лучших традициях романтического кино, встаёт перед выбором: уйти или остаться. В своём дебютном фильме «Ласточка» режиссёрку Малику Мухамеджан интересуют не сколько муки выбора, сколько исследование собственных ощущений и их принятие. Кинокритикесса Ботагоз Койлыбаева рассуждает о жанровой уникальности фильма «Ласточка» и том, как фильм стоит у истоков новой поэтики в казахстанском кинематографе.

Карлыгаш (Зухара Сансызбай) и Ильяс (Елжас Рахим) — молодая казахская пара, живущая с отцом Ильяса в отдалённой ферме на юге Казахстана. Ильяс целый день пасёт лошадей, в то время как Карлыгаш занимается домашними делами и периодически ходит в магазин, в котором работает бывшая пассия Ильяса, харизматичная и острая на язык молодая женщина по имени Айна (Толганай Талгат). Карлыгаш, тонкая как струна, ведёт себя сдержанно и сковано со всеми, а особенно с Ильясом.

Рутинную жизнь семьи прерывает неожиданное появление француза-фотографа Луи (Владимир Косиньи) на сломанной машине, которому Ильяс с отцом вызываются помочь. Тем временем, Карлыгаш и Луи сближаются: женщина показывает иностранцу окрестности и свои любимые места, а фотограф снимает красивые портреты робкой Карлыгаш. Станет ли появление француза препятствием в жизни Карлыгаш и Ильяса?

Истории любви, которые не случились

Предвестником «Ласточки» является одноимённая короткометражка в духе coming of age или этакого билдунгсромана, которую Мухамеджан сняла ещё учась во ВГИКе. Сохранив сюжетную арку, в полнометражной «Ласточке» режиссёрка выходит за рамки нарративных конвенций, её больше интересует метафизическое перевоплощение своей героини, таким образом любовный треугольник (или даже четырехугольник) не важен как сюжетный трюк, а нужен как механизм раскрытия глубокой субъектности героини.

В последние годы в кинематографе, а именно в женском кино, вырисовывается чудесная тенденция, эксплуатирующая жанр ромкома и мелодрамы в своих «корыстных» феминистических целях — в создании сложной героини, которая выбирает самоактуализацию и, прости господи, агентность, нежели преследовать то, что столетний кинематограф (и многовековой пласт культуры) завещал — мужчину. «Прошлые жизни» — прошлогодний дебют канадки корейского происхождения Селин Сонг завоевал сердца зрителей по всему миру своей простой историей любви, которая не случилась. Взращенные «Касабланкой», «Унесёнными ветром», трилогией Ричарда Линклейтера и даже «Сексом в большом городе», мы все ждали, что героиня Греты Ли выберет его — того самого романтика из Сеула — но Сонг мастерски разбила наши ожидания. В этом году, в другом ярком дебюте «Loveable» норвежская постановщица Лиля Инголфсдоттир отправляет свою героиню — после очередного развода — к психотерапевту и заставляет её честно посмотреть на себя, свое поведение, свои эмоции и дефолтные реакции. Этот бескомпромиссный фильм пытается понять свою героиню, а не найти ей быстрый рецепт счастья.

Квебекская постановщица Монья Шокри, так же излюбленная актриса Ксавье Долана, в своём последнем фильме «Природа любви» ловко использует жанр ромкома, но изящно его саботирует ярым интересом к своей героине — вместо принца на белом коне (у Шокри он выглядит как горячий плотник) или скучным мужем-интеллектуалом, героиня выбирает … себя.

В «Ласточке» я вижу продолжение этой тенденции, но в то же время фильм пропитан своей собственной айдентикой и деликатной чувственностью. Мухамеджан намеренно заигрывает с жанром мелодрамы, в конце концов в казахский аул она привозит красивого француза с говорящим именем Луи, но «Ласточка» вбирает в себя метафизику и банальность бытия, воплощённую в тихой обыденности Карлыгаш.

Отчуждение и поиски себя

Рассуждая о фильме Мухамеджан необходимо учитывать казахстанский контекст, тесный и неповоротливый, когда дело заходит о жанровом кино, об историях любви в особенности. Весь канон выстроен в традиционном ключе, то бишь трагизм и невозможность любви между условными женщиной и мужчиной, этакие версии Козы Корпеш и Баян Сулу. Это явление абсолютно нормально: архетипы героев берут свое русло в культурно-историческом сознании народа. Во Франции это Мадам Бовари, в России — Анна Каренина. Кинематографисты конечно же бросают вызов этим канонам, и в этом я вижу гений Мухамеджан — в создании жанрового кино, романтической мелодрамы о современной живой казахской женщине; женщине, решившейся взглянуть вглубь себя и искать ответы там, а не снаружи. То есть для Мухамеджан жанр лишь средство, а не цель.

Режиссёрка медитативно и методично снимает домашнюю рутину Карлыгаш — стирка, уборка, готовка, что навевает образ домохозяйки Жан Дильман в одноимённом фильме Шанталь Акерман. Повторяемость действий, их цикличность и обыденность подчёркивают одиночество и отчаяние героини,

которая не может (или не хочет) произвести эти слова вслух. Кому они нужны? Мухамеджан не снимает фильм по западным шаблонам, не заполняет фильм therapy talk, а вместо этого ищет ключ к своей героине в её существовании — в её доме, в её одежде (чудесная работа художницы по костюмам Гоар Игитян), в том, как проходит её день, в природе, в которой она живёт.

Первым кадром «Ласточки» проступает жёлтая, потная казахская степь, пустынная и одинокая, как сама Карлыгаш. Между ней и Ильясом словно пропастью раскинулось пространство отчуждения, эмоционального и сексуального. Подвижная камера оператора-постановщика Артёма Исаева следует за Карлыгаш и находит её, купающейся в водоёме, только там мы видим её умиротворённой. Природа родного края проступает в фильме как продолжение ткани, из которой соткана Карлыгаш. Мухамеджан избегает другой набивающий оскомину троп — экзотизацию казахской природы.

Не является ли тогда появление белого героя-француза банальной уловкой для того, чтобы подтолкнуть главную героиню к внутреннему катарсису? Очень легко увидеть и обвинить Мухамеджан в поощренческом видении Луи как белого спасителя, разглядевшим достоинство и внутреннюю красоту, там где Ильяс этого не видит. Однако, персонаж мужа Карлыгаш гораздо интереснее, чем персонаж Луи и мне думается, это очень намеренный жест. Ильяс и его развитие в «Ласточке» — это отдельный комментарий о казахской маскулинности. Будучи представителем современного поколения, в Ильясе меньше патриархального фундаментализма, и гораздо больше эмоционального интеллекта. У героя своя драма, своя любовь, которая не свершилась, не с Карлыгаш, а с Айной. Однако оба главных героя, Карлыгаш и Ильяс, не способны выбраться из пелены отчуждения, куда жизненные обстоятельства их привели. Луи — чужеродный элемент — словно лакмусовая бумажка, обнажил бесплодную динамику отношений между Карлыгаш и Ильясом, но условно не перетянул одеяло на себя. Он так и остаётся загадочным иностранным странником.

В итоге, неспешное повествование Мухамеджан находит свою силу в финале фильма, который связывает все нити повествования и пути героев в одно целое. Музыка Веры Васильевой привносит эмоциональный подъём, который слова не могут обличить. Карлыгаш выбирает любовь, любовь к себе, любовь как всё живое, любовь как стихию природы.

Казахстанская премьера «Ласточки» состоялась на фестивале Qyzqaras Film Festival. Читайте также о других показах фестиваля:

Читайте также
Читайте также
Читайте также
Читайте также
Читайте также
Читайте также
Читайте также
Читайте также
Читайте также
Читайте также
Читайте также
Искусство Алматы: выставки ноября
Город
#события
Искусство Алматы: выставки ноября
Идём на лекции Аси Казанцевой в Астане
Город
#события
Идём на лекции Аси Казанцевой в Астане
Антон Долин проведёт в Алматы презентацию новой книги
Город
#события
Антон Долин проведёт в Алматы презентацию новой книги
О чём поёт RaiM? Разбираем нарративы седьмого альбома артиста
Культура
#музыка
О чём поёт RaiM? Разбираем нарративы седьмого альбома артиста
О выставке «Переплетая климат, воды и сообщества»: как художники призывают спасти Балхаш
Город
#события
О выставке «Переплетая климат, воды и сообщества»: как художники призывают спасти Балхаш